Репин Вячеслав (Борисович)

384 стр. / 616 стр. (печатное издание)

том I / том II

роман, 1998, переиздание 2020 

Первый изданный роман писателя. Роман создавался автором во Франции на протяжении 10 лет, последовавших за его эмиграцией из Советского Союза в 1985 году.

купить книгу

Роман воплотил в себя весь многосложный опыт писателя, приобретенный им в новом мире, в новой для него культурной и языковой среде. И не случайно книга повествует о судьбе французского адвоката, и не случайно с русскими корнями.

Однако нужны ли такие книги вообще русской литературе? Вопрос остается открытым. Пожалуй, никто до этого еще не писал по-русски об эпохе заката “постиндустриальных” ценностей западноевропейского общества с таким проникновением в суть вопроса. Для русской литературы девяностых годов сам этот “жанр”, да и подход автора к своим корням был совершенно новым. Остается это актуальным и поныне.

Крупноформатный и необычно объемный, роман вызвал у критики неоднозначную реакцию. Главным образом – своей “нерусскостью” и откровенным разрывом автора с реалиями внутрироссийской культуры, а также его полным отчуждением от постмодернистских тенденций, казалось бы, обязательных для уважающей себя современной русской прозы.

Авторитетный журнал “Новый мир“, несмотря на критические акценты в своих рецензиях, отреагировал на появление книги доброжелательно. Некоторые критики узрели в стиле романа прустовскую палитру, чем и склонили апологетов отечественного постмодернизма к мнению, которое следует считать спорным, что текст “Звездной болезни” непомерно объемен (130 глав, 60 печ. л.).

В первом издании роман увидел свет в издательстве Терра, в серии “Литература”, 1999, Москва.
Роман выдвигался на литературную премию Русский Букер.

электронная демо-версия ePub / демо-версия PDF (Russian, русская версия)

начало романа “Звёздная болезнь, или Зрелые годы мизантропа”, читает Елена Александрова (20.00)

краткий обзор критики

Новый мир, Москва, 1999, №6. Рецензии. Обзоры.

Начать хочется с того, чем нормальные люди заканчивают, — с резюме, с главного акцента: возможно, перед нами сочинение из ряда самых интересных, а то и самых значительных за последние годы. Как и полагается действительно хорошей книге — тем паче русской хорошей книге, — к формальному совершенству этот роман имеет мало отношения…

читать всю статью

 Новые Известия, Константин Кедров, Москва,18 марта 1999

Современная Франция абсолютно равнодушна к живым русским писателям, если они только писатели. Для Франции Россия нечто среднее между Африкой и Австралией. Читатели и критики ждут от России экзотики, экзотики и только экзотики.
(…)
В такой ситуации ни Тургенев, ни Чехов, не смогли бы сегодня привлечь к себе внимание критики и читателей. Тем не менее эта замечательная страна приютила новую очень талантливую волну эмигрантов, выброшенную из России в 80-90-х годах.
Вячеслав Репин эмигрировал в 1985 годе. Живет в Париже. Московское издательство «Терра» напечатало его новый роман “Звездная болезнь или Зрелые годы мизантропа”. Роман как роман. Меня заинтересовала последняя глава под названием «Дневник Вертягина». Заинтересовала своей неизбывной русскостью, какой-то органической причастностью к тому, что, за неимением других, более емких терминов, мы привыкли называть нашей классикой.

«Главная проблема нашего существования даже в Боге не находит себе разрешения. Ведь непонятно, почему Ему понадобилось, даровав нам жизнь, в то же время приготовить нас к мучениям. Если Он есть, то Он не может нас не любить. А если Он нас любит — зачем Ему наши мучения?».

Эти простые вопросы русская литература задает Богу последние 300 лет. И некоторые даже получают на них ответ. Мы знаем ответы, полученные Львом Толстым, Достоевским, Гоголем, но создается такое ощущение, что они были предназначены только им лично, поскольку для всех остальных людей вопрос остается именно таким, каким сформулировал его Вячеслав Репин. Наивно? Разумеется, наивно. Но тут уж ничего не поделаешь. Русским человек не мыслит своей жизни без этой наивной богословской риторики. У нас даже на вокзалах и в поездах спорят о Боге. И, конечно же, о смысле жизни, о смерти.

«Страшным кажется даже не то, что рано или поздно всем нам предстоит куда-то улетучиться, а то, что хорошо жизнь невозможно закончить в принципе».

Вот эта мысль-переживание Вертягина при всей своей простоте весьма глубока. Сколько ни доказывал Лев Толстой, что смерть не страшна и даже целесообразна, все же никому не хочется вслед за Иваном Ильичом нырять в тот темный туннель, чтобы где-то в конце увидеть свет.
(…)
И третий вопрос после Бога и смерти — о смысле жизни. Философы, конечно, дали свои решения. Гегель сказал, что смысл жизни в обретении истины, а «истина — это процесс». Кант утверждал, что все дело в осознании долга и вытекающих отсюда самоограничениях личности. В сознании Вертягина эти два утверждения слились в одно:

«Суть в процесс, в самосильном движении. Самоограничение — вот единственный выход из тупика».

Не думаю, что из тупика есть выход. Тут дело опять же не в ответе, а в искренности вопроса. Ведь это в юности положено думать о смысле жизни, спрашивать, отвечать и снова спрашивать. В России, столько повидавшей в ХХ веке и столько пережившей, осталась неизменная духовная глубина.

«Если природа с такой удивительно тщательность предусмотрела в нас все до последней клетки, случайно ли, что она наделила нас способностью понимать, что окружающий мир вечен, а все мы временны?.. Что может быть труднее, чем жить с этим пониманием? Но без него и вовсе было бы невозможно».

Эти размышления больше напоминают «Мысли» Паскаля и «Опыта» Монтескье. А это уже не только русская, но и великая французская литературная традиция. Перед нами очень русская, очень французская проза. Мысли французские, а тоска русская, неизбывная, чеховская левитановская, хотя дело происходит зимой во Франции.
И вот глубоко выстраданная всеми метаниями нашей культуры мысль:

«То, что мы называем в искусстве «авангардизмом», может иметь право на существование только в том случае, если новаторство нацелено на поиски новых форм, а никак не поиски нового содержания. Культуры, которые позволяют своим «новаторам» вмешиваться в их содержание, находятся в фазе упадка».

Этот замечательный духовный консерватизм Вячеслава Репина особенно притягателен. Вслед за русским классиками ХIХ века Репин верит, уже на исходе ХХ, что у культуры есть некое неизбывное «содержание», кое пребудет вовек. Здесь есть что-то от истовости старообрядцев и православных, твердо верящих, что есть некий незыблемый канон, который сам по себе дает соблюдающему приобщение к Богу. Вместо Бога у Репина — культура, вместо Канона —содержание. Но суть неизменна.
(…)
Вячеслав Репин написал свою прозу тихо. От нее исходит какая-то санаторная тишина, Впрочем, сумасшедший дом, где пишется дневник, — это тоже санаторий. Этот роман можно, как и всякую хорошую книгу, раскрывать на любом месте и натыкаться на ту или иную мысль.

«Любовь к природе — проявление часто неосознанной любви к Богу, а равнодушие к ней — апофеоз безбожия».

Можно спорить, можно отвечать, а можно просто перелистывать. Это та русская непретенциозная проза, о которой в России, и во Франции давно забыли. Не для туристов, не для аборигенов. Для тех, кто не разучился читать и думать.

читать начало романа в электронной верcии первые 50 стр., PDF, ePub

заказать электронную версию книги (PDF, ePub, fb2 и другие форматы…)

быстрая покупка печатное / электронное издание